Алексей
Иванов

Два новых романа Алексея Иванова – «Псоглавцы» и «Комьюнити» – имеют в своей основе единый авторский замысел: это романы о дэнжерологах – людях, фиксирующих и изучающих опасные элементы мировой культуры. В первом романе таким опасным элементом (the dangerous element) является образ святого Христофора – персонажа, изображаемого в старообрядческой религиозной традиции в виде псоглавца, то есть человека с собачьей головой. А в романе «Комьюнити» таким центральным смыслообразующим элементом является образ страшной болезни – чумы.

Замысел писателя становится понятным после прочтения этих увлекательных, мастерски написанных романов, но особенно отчетливо он проявляется и обогащается смыслом в сопоставлении с той культурологической философской традицией, которую в свое время блестяще пополнил выдающийся польский писатель и философ Станислав Лем. Сорок с лишним лет назад, в 1969 году, автор этих строк, будучи студентом, встретил в журнале «Вопросы философии» замечательную статью С. Лема «Культура как ошибка». Впоследствии данная статья вошла фрагментом в грандиозный труд писателя, вышедший под названием «Философия случая». Оценить всю глубину и содержательность концепции Лема, изложенную в данной книге, еще тогда, в конце 1960-х, мне помог мой старший друг и наставник, профессор Пермского политехнического института Захар Файнбург, который был лично знаком с паном Станиславом, бывал у него в Кракове в гостях и написал несколько предисловий к его книгам, изданным в России.

Другим смысловым полем, в координатах которого следует рассматривать романы Алексея Иванова, является оригинальная культурологическая теория, изложенная американским социологом и публицистом Элвином Тофлером в его знаменитой книге «The Future Shock» («Футурошок», а точнее – «Столкновение с будущим»). Именно под этим, вторым названием книга Э. Тофлера была впервые переведена на русский язык в России, и сделано это было в середине 1970-х у нас в Перми по инициативе профессора З. Файнбурга, который тогда возглавлял не только кафедру научного коммунизма ППИ, но и лабораторию социологии того же института. А редактором русского перевода данной книги был автор этих строк.

Могут спросить: что общего между социологической концепцией Э. Тофлера, одного из авторов теории «постиндустриального общества», и романами русского писателя А. Иванова? Отвечу: сходство – в методике организации материала и в логике повествования. Если бы Иванов был русским англоязычным писателем наподобие Набокова, то два его романа, о которых идет речь, могли бы иметь общее название – «The Past Shock», то есть «Столкновение с прошлым».

Итак, о чем же рассказывается в романах «Псоглавцы» и «Комьюнити» и какого рода столкновение с прошлым описывается в них? Прежде всего –  оценим жанр. И тот и другой роман написаны в жанре триллера, где сюжет построен как цепь чрезвычайно опасных приключений, в основе которых –  фантастика, а порой даже мистика с элементами романа ужасов. В Голливуде, например, такие сюжеты давно определяют термином horror (ужас). Так что совершенно верно поступило издательство «Азбука», вынеся на обложку романа «Псоглавцы» ремарку от литературного обозревателя газеты «Русский репортер»: «Стивен Кинг в гостях у Алексея Иванова».

Своего знаменитого американского коллегу вспоминает и сам автор «Псоглавцев». Рассказывая историю о том, как трое молодых реставраторов приезжают в глухую деревню, чтобы в заброшенной церкви спасти осыпающуюся фреску с иконой святого Христофора (Псоглавца), он сообщает: «Кирилл понял, что он боится этой деревни, как умный дрессированный сеттер, живущий в особняке лорда, боится гадюки из придорожной лужи. А все привидения – лишь овеществление его страха. Давно же известно, что лучшие романы ужасов сделаны из массовых фобий. Европа боялась наследия своего Средневековья, и родился готический роман с Дракулой. Америка мегаполисов боится маленьких городков, где черт знает что происходит, и Стивен Кинг становится королем. Русская провинция боится осатаневшей Москвы, и в бреду провинциалов рождается вампирская Москва "Дозоров". А он, Кирилл, боится деревни Калитино, затерянной в дыму торфяных пожаров. Здесь, в Калитине, для страха нет никакой "точки сборки"… кроме дикого здешнего Псоглавца. Который выжил, потому что очень прост: человек с башкой собаки, и все».

Чтобы понять и по достоинству оценить романы «Псоглавцы» и «Комьюнити», необходимо вспомнить, что существует герменевтика – наука о толковании многозначных текстов. Одновременно герменевтика может быть и своего рода истолковательным искусством. На мой взгляд, приемами этого искусства как раз и пользуется Алексей Иванов в своих романах. Причем пользуется, надо сказать, широко, виртуозно и завораживающе интересно. Кстати, он делает это не только в романах. Мне уже приходилось писать о том, что, например, в своей книге «Хребет России» Иванов мастерски, именно в духе герменевтики истолковывает самые разнообразные сведения и тексты по географии, истории, этнографии Урала, выступая как чрезвычайно компетентный и внимательный культуролог.

В романах «Псоглавцы» и «Комьюнити» писатель вновь заявляет о себе как блестящий знаток истории культуры. Он в изобилии приводит тексты, которые герои его романов вылавливают из сети Интернет. Например, в первом романе это тексты, излагающие легенды и мифы о псоглавцах, а также исторические хроники времен церковного раскола, происшедшего в эпоху правления патриарха Никона. Рецензент издания «TimeOut Петербург» Наталия Курчатова так оценивает эту сторону романа: «Мифы в исполнении А. Иванова живы, трепетны, а иногда – по-настоящему ужасны; книга – о могуществе и богатстве национального подсознания, которое способно на такие штуки… Итак, остерегайтесь ходить на заброшенные торфяные карьеры ночью, когда силы зла властвуют безраздельно!»

А в романе «Комьюнити» писатель излагает такие же обширные тексты о чуме – об истории чумных эпидемий, начиная с эпохи Средневековья и заканчивая нашими днями, когда чума вдруг… выползает из интернет-портала комьюнити. В этом портале люди просто общаются друг с другом, обмениваются мнениями, дискутируют, а потом становятся жертвами чумы. Так, утонченный интеллектуал Генрих Дорн – один из тех, кто погибает от чумы первым – говорит: «У нас чума! Мы с вами участники комьюнити, которое зачумлено. Потому предлагаю просто принять факт: комьюнити наносит своим участникам ментальную травму… Участники комьюнити начинают видеть феномены чумы и этим доводят себя до катастрофы».

Катастрофа случается и с Глебом, главным героем романа «Комьюнити». Роман начинается с того, что Глеб, топ-менеджер крупной столичной IT-компании, участвует в похоронах своего друга на Калитниковском кладбище Москвы. Здесь он случайно обнаруживает могилу демона, который впоследствии выходит из могилы, долго преследует Глеба по всей Москве и на последних страницах романа убивает его. А происходит это потому, что Глеб по неосторожности читает текст, отчеканенный на демонической могиле. Текст оказывается роковым…

Итак, человек и текст… Проблему взаимоотношений с текстом, который может нести тяжелый ментальный груз, каждый из героев романа решает по-своему. Например, Глеб, сидя у компьютера, «читал, что там члены комьюнити нарыли про чуму, и думал, что эти розыски в Сети – не три воза копипаста, а гипертекст, сшитый сложными внутренними взаимосвязями. Судьба – сюжет, а её смысл – гипертекст… Тексты, слагающиеся в гипертекст, – это образы. Где брать такие тексты, всегда решает культура эпохи. Древние греки брали из своей мифологии. Люди Средневековья черпали из религии. Позитивисты обращаются к истории. Пользователь двадцать первого века лезет в Википедию… А для юзера Глеба Тяженко поиск объективности шел через ссылки и цитаты контента Web 2.0».

Продолжая эту мысль, можно заключить, что раз в культуре есть профессиональные поставщики текстов, слагаемых в гипертекст, например, писатели, то должны существовать и профессиональные читатели, то есть истолкователи этих текстов по законам герменевтики. Именно таким профессиональным читателем является, как правило, представитель той странной и редкой профессии, которая именуется «литературный критик» или, несколько иначе, «свободный философ», поскольку он обычно нигде не служит и зарабатывает на жизнь тем, что читает, наблюдает, размышляет и пишет о прочитанном.

Конечно, многим людям такое занятие представляется крайне надуманным и вздорным. Люди бывают даже шокированы, когда узнают, что можно получать хорошие деньги, не создавая ничего «своего», а лишь… высказываясь о вещах, которые сделаны другими. Для плоского ума совершенно необъясним сам спрос на товар, поставляемый критиком, этим профессиональным «продавцом суждений». Для какого-нибудь инопланетянина, наблюдающего нас извне, сей факт также был бы загадкой, непостижимым феноменом нашей цивилизации, но тот, кто вхож в славную когорту посвященных, знает, что культура — эта драгоценная накипь, амбра, отложившаяся на скрижалях духа в ходе тысячелетий – состоит, в сущности, из текстов, постоянно взывающих к прочтению.

Да простят меня посвященные, но я все же сообщу, что текстами являются не только вывески, объявления и детективные романы, но также, несомненно, произведения живописи, музыки, архитектуры, научные трактаты, молитвы, нравственные заповеди, обычаи и многое другое. Более того, для изощренного ума ими могут быть, например, природные ландшафты, повадки зверей, погода, звездное небо, запах цветка и даже, например, формы женского тела. Неважно, кто именно является их создателем, автором — отдельный человек, народ, многомудрая природа или, допустим, сам Господь Бог. Важно, что они имеют нечто сообщить нам, а значит нужны люди, способные внимать заключенному в них смыслу. Ибо чем совершеннее текст, тем больше в нем тайн, ускользающих от неискушенного взгляда, и тем, стало быть, больше прав у профессионала, который вознамерился этот текст еще раз по-своему перечитать.

В отличие от примитивных любительских штудий, отягощенных излишней почтительностью, дело литературного критика, профессионального толкователя – – дело веселое, преисполненное фантазии и свободы, оно всегда – дерзость и порыв, переступание запретов, правил и предрассудков, которые нагромождены вокруг текста, и тем строже, чем более знаменитую биографию он имеет. Поэтому, на дилетантский взгляд, профессионал непочтительно относится к тексту: толкует его так и эдак, забирается туда, куда его никто не просил, хватает вещь руками и даже пытается выворачивать ее наизнанку. Однако именно из таких забав возникает священный акт порождения, умножения смысла, акт привнесения его в наш хаотичный безумный мир, который имеет роковую наклонность безобразно упрощаться и обессмысливаться, едва толкование текстов прерывается, рукописи прячутся под пуленепробиваемые стекла, в музейные ларцы, и великая интеллектуальная игра замирает.

Так, люди триста лет восхищались «Дон Кихотом» Сервантеса, превращали его в шедевр, неприкасаемый образец и этим убивали. Истинным читателем и спасителем великой книги оказался безвестный выскочка Пьер Менар, настоящий мастер герменевтики, решивший, не меняя ни слова, написать этот роман еще раз, наполнив его совершенно другим смыслом – эту историю рассказывает знаменитый Хорхе Луис Борхес в одной из своих прелестных мистификаций под названием «Пьер Менар, автор «Дон Кихота».

А сколько раз глаза каждого из нас натыкались на корень дерева, уходящий в землю? Но лишь Рокантен, неприкаянный литератор из захолустного городка, а по сути – свободный философ, сумел понять эту обыденную вещь как текст, который еще никем не был по-настоящему прочитан, и разгадывание, толкование этого текста, его трагического смысла, сделалось центральным местом в знаменитом романе Сартра «Тошнота».

Для профессионального толкователя нет неинтересных вещей и явлений. Например, как-то раз один мой коллега написал глубокомысленное эссе под названием «Очередь», и я ему искренне позавидовал. Мне бы, пожалуй, никогда не удалось осмыслить унылое многочасовое стояние в затылок друг другу как некий оригинальный текст, достойный философского анализа.

А вот талантливый писатель Алексей Иванов увидел икону святого Христофора с головой собаки – и прочитал это изображение как текст, из которого впоследствии родился гипертекст целого романа «Псоглавцы». Затем он взял чуму и многогранно истолковал этот трагический артефакт мировой культуры в романе «Комьюнити».

Что ж, уместно, я думаю, закончить словами литературного обозревателя Кларисы Пульсон, которая очень верно поняла horror, пронизывающий роман «Псоглавцы», и оценила его так: «Современная страшная сказка с интеллектуальным подтекстом – умная, жесткая, увлекательная, завораживающая. Автору удается сохранить тонкую грань между невозможной дикой реальностью и психологически достоверной фантазией. И неизвестно, что кошмарней – жизнь или вымысел. Продолжения не избежать!»

Остается надеяться, чтопродолжение, вышедшее из-под пера Алексея Иванова, вскоре действительно появится и будет вновь радовать нас встречей с писателем. Я думаю, романы «Псоглавцы», «Комьюнити» и новый роман, название и тема которого пока никому не известны, должны в совокупности составить тот самый гипертекст, о котором писатель говорит в первых двух романах.

Кстати, о нем, о гипертексте, хорошо сказал все тот же Хорхе Луис Борхес в одном из своих интервью: «У меня нет большого произведения, которое объединило бы в нечто целое написанные мною фрагменты; возможно, однако, что эти фрагменты в совокупности составят нечто целое».

На мой взгляд, Алексей Иванов идет как раз по этому пути. Пожелаем ему успеха и сообщим: мы ждем от него гипертекст!